Жизнь Льва Гумилева (1912 - 1992) даже при самом беглом рассказе – легенда. Редко кому так не везло в жизни, и мало кому так удалась судьба как ему.…

Все началось с того, что мальчик стал ребенком двух знаменитых людей, его отец - блестящий поэт Николай Гумилев, а мать - легендарная Анна Ахматова. Проблемы начались сразу – молодая мать, поэтесса Серебряного века, богемная светская львица, тяготилась пеленками и заботами. Отец, рыцарь жеста, предпочитал войну и охоту в Африке. Малыша отдали на руки бабушки, в имение Слепнево, в Бежецком уезде Тверской губернии, где маленький Лев прожил практически все детство и начальную пору юности в глуши, в отдалении от божественных образов матери и отца. Но одиночество и удаление от города сыграли свою положительную роль: мальчик вырос мечтателем, пожирателем книг, поклонником науки, географических атласов и мысленных путешествий.

Пока он жил в деревне, пока учился в школе в Бежецке, рухнула Российская империя, был расстрелян "за участие в антисоветском заговоре" отец, а мать взошла на поэтический Олимп.

В Петербург, поступать в университет, он явился в 1930 году, законченным романтиком, и был одновременно упрям, умен, грубоват, чем огорошил мать, каковая с трудом скрывала свою неприязнь к сыну. Считается, что гений отдыхает на детях гениальных родителей, но в случае с Гумилевым-младшим этого казуса не случилось. Лев вобрал в себя исключительную одаренность отца и матери, и эта "искра Божия" заблестала на том поприще. которое он избрал. Отпрянув от холодного приема, сын отправился в путешествия, и геологом странствовал по Саянам и Памиру до 1934 года. В Таджикистане Лев мимоходом выучил персидский язык, после чего легко поступил в университет. Но тут грянул выстрел в Кирова, и старую столицу накрыла волна репрессий. Студент Лев Гумилев был арестован. Серьезной причины не было, просто следователь НКВД ядовито заметил: "Вам не за что нас любить".

Эта фраза стала эпиграфом к дальнейшим мукам и пыткам судьбы, выпавшим на пути Гумилева. В итоге - 14 лет сталинских лагерей, с  перерывом между арестами, штрафная рота, краткий эпизод в войне с фашизмом, участие в штурме Берлина. А затем снова арест, лагерь в заполярном Норильске, потом сибирская ссылка в Омск, и только в 1956 году выход на волю. реабилитация, возвращение в Ленинград, где обозленная мать отказывает сыну в прописке и тем самым фактически лишает права живать в северной столице.

Что стало причиной такого разрыва?

Дело в том, что все эти годы Гумилев умудрялся напряженно работать, писать одну за другой статьи, урывками публиковать написанное, и шаг за шагом набирать вес в научных и околонаучных кругах. Известность его росла, но эта слава была во многом скандальной. Его открытия и тезисы шокировали. Вспомним, хотя бы утверждение Гумилева о том, что никакого татарского ига на Руси после прихода Батыя не было, а это был гармоничный симбиоз двух этносов, союз двух схожих типов восточных деспотий, союз, который успешно существовал на протяжении 300 лет.  Все кошмары татарской тирании –  выдумки ученых европейской ориентации, посмотрите хотя бы на уцелевшие соборы Владимира, Киева, Рязани - утверждал Гумилев и советовал почитать переписку русских князей и Орды, изучить историю тогдашних походов против литовского князя Витовта, где русские и татары выступали одной армией, как союзники.

К этой одиозной для советской науки позиции Гумилев добавил, по крайней мере, еще одну крайне щекотливую тему, а именно тему межнациональных отношений, где утверждал, в частности, что пассионарность (об этом ниже) народов зависит от наличия в его составе активной группы пассионариев, людей типа Цезаря, Чингисхана, Петра Первого. Именно они, как дрожжи, поднимают и организуют национальный разбег, подчиняя себе менее энергичные, пассивные народы-аутсайдеры. Причем, эта этническая сила элит, чтобы избежать фиаско, должна, кроме всего прочего, тщательно соблюдать чистоту крови и не смешиваться в случайных браках с аутсайдерами… "Да он же фашист...", - зашептали по углам в научных углах, ну и ну, вот из таких сомнительных истин и рождается коричневая чума.

На фоне только-только отгремевшей страшной войны с фашисткой Германией такого рода обвинения против Гумилева были равны смертному приговору в науке. Этической уязвимостью трудов Гумилева тут же воспользовались его научные оппоненты. А возразить критикам, уточнить собственный посыл Гумилев просто не мог. Вчерашний политзаключенный долгие годы был лишен возможности публиковать свои книги, и только в 60-е годы известность и слава, наконец, увенчали голову Льва Николаевича Гумилева ореолом сияния. Дело доходило до абсурда, например, его сугубо-научную книгу   «Этногенез и биосфера Земли» продавали на черном рынке как бестселлер. И она раскупалась в миг, потому что Гумилев предпочитал писать простым доходчивым языком.

Но вернемся к отношениям между сыном и матерью.

Для Анны Андреевной, живущей в кругу демократической элиты, законодательницы поэтической моды, слава сына в роли пропагандиста расовых теорий с привкусом антисемитизма была категорически неприемлема, она компрометировала мать. Вот почему она публично разорвала со  Львом всякие отношения после его возвращения в Ленинград. Ни 14 лет лагерей, ни память о расстрелянном муже и отце Льва, ни собственные муки в период сталинских  репрессий в этой кипящей точке души не имели значения… Последние пять лет перед смертью Анны Андреевны сын и мать вообще не виделись.

Как-то, уже  позднее, в годы горбачевской перестройки, в одном из интервью у Гумилева спросили: "Лев Николаевич, а вы демократ? Тот прямо ответил, ну какой я демократ? Я – солдат. Мой отец офицер. Мои деды из солдат. Один из предков был на Куликовом поле…"

Ахматова писала, мой сын – мой ужас и мой крест.

Не менее драматично сложились отношения Гумилева в  науке.

Тут надо разобраться. Как ученый Лев Гумилев принадлежал к так называемому кругу ученых-евразийцев. Эта историософская школа сформировалась в 20-е годы в кругу русских мыслителей эмигрантов, где первые роли играли филолог Николай Трубецкой, географ Петр Савицкий, философ Лев Карсавин, историк Георгий Вернадский.  Заявив о себе программным трудом «Исход к Востоку», они позднее издавали газету «Евразия» и журнал «Версты». Вкратце, новизна этого движения состояла в том, что его сторонники по-новому разделили географическую карту Европы и Азии, где выделили так называемый евразийский континент, граница которого на востоке шла по горам Хингана на границе с Китаем, а западный край был очерчен по линии Карпат.

 Этот континент обладает своими краеугольными психофизическими чертами, населен так называемыми туранцами, и противостоит Европе как целое.  В рамках этой общности восточные славяне, болгары, русские и жители степей, татары, монголы, азиатские обитатели предгорий есть разноязычное единство, где той же Московской Руси принадлежала  (и принадлежит)  роль западного форпоста Великой Степи, и если бы Русь не стала Улусом в период монгольской экспансии, Московия была бы обречена на поражение в натиске западноевропейских армий, а также дальнейшую культурную ассимиляцию.

Гумилев стал самым ярким учеником евразийцев и совершил серию ярких научных открытий в пользу этой школы. Надо ли говорить, что у нас в науке и в обществе первенствуют абсолютно другие идеи - идеи европоцентризма. Только в Европе из колыбели Греции, из научных прозрений Аристотеля и Платона, из истории христианства, из общественных потрясений Великой французской революции, из побед буржуазной английской технической революции и культурных достижений русской культуры 19 и 20 веков и складывается единый космос Европы,  место рождения высшей истины, союз передовых государств, лидеров мировой цивилизации. Россия - часть этого победного натиска, пусть и не самая успешная с политической точки зрения, но всё же одна из великих супердержав.

С точки зрения Гумилева, это - глобальная ошибка.

Европа находится на излете истории, в стадии кризиса и упадка, в фазе стагнации и исчерпанности пассионарной энергии. Кроме того, никогда, говорил он, немцы, англичане и французы не примут нас в круг равных, всегда дружба с Россией будет формой скрытой эксплуатации. Наши союзники - на Востоке, в Азии, там, в краю надежных, моральных,   совестливых народов мы найдем верных друзей и побратимов. Ведь все мы туранцы, у нас общая кровь, общая доля, наконец, общий ландшафт проживания.

Ландшафту Гумилев придавал исключительное значение. С его очки зрения великая равнина, идущая от Карпат на восток к Тихому океану, равнина, прорезанная руслами огромных спокойных рек, простор, отороченный с  севера полосой великого леса, загородившего нас от дыхания холодной Арктики, и горный бастион на юге, отрезавший степь  от Индии и Китая – вот наша земля, вот наша общая купель и отчизна. Мы - внуки леса и дети коня. Вот в чем истоки нашей ментальности. Российская империя - наследник монгольской Орды, после развала которой на смену  Сарая  столицей явилась  Москва. Симфонизм православия сходен по этическому настрою с духом ислама и буддизма. А Европа - это все от лукавого! Мы должны знать Европу, не враждовать с ней, но любить ее мы не должны и все ее исторические победы для нас только поле для поражений. Кошмар европейской модели развития, какой пережила Россия в попытке жить в 20 веке по законам научного коммунизма и спекуляций Маркса, - разве этого урока нам недостаточно? Мы не смогли унаследовать ни дух европейских революций, ни плоть научных открытий, даже христианство в его католической форме мы не приняли и отвергли.

К этим постулатам Гумилев, развивая идеи переориентации России на Восток,  добавил две кардинальных идеи. Идею этноса и пассионарность. Рамки статьи не позволяют подробно описать эти сложные феномены, скажем только, что этнос (термин Гумилева сегодня весьма популярен) - это общенациональное единство (например, греки, финикийцы, римляне, монголы, русские), которое, достигнув стадии суперэтноса, существует в этой фазе примерно 1200 лет, после чего, исчерпав пассионарный порыв, переживает стадию упадка, деградации и рассеяния. А как же евреи или армяне, восклицали его оппоненты, эти нации существуют как национальная общность, по крайней мере, не меньше двух с половиной тысяч лет? Это не этносы, отвечал Гумилев,  потому что эти  народы существуют в отрыве от родового ландшафта,  в рамках «антропологического ландшафта», в состоянии рассеяния и «химерной целостности».

Надо ли говорить, что эти эксцентричные идеи были не по нраву ни западникам, ни славянофилам. Многие критики Гумилева вообще считали его книги псевдоисторическими романами, занимательной беллетристикой, чтивом без опоры на факты, написанным в жанре псевдонаучных трактатов. Вступать в научную полемику с романистом просто глупо. Для критиков Гумилева его книги стоят на полке рядом с «трудами» Кастанеды или Фоменко - один гениально выдумал мифологию мексиканских шаманов, другой сочинил парадоксальную хронологию.

Полемизировать с научной фантастикой? Увольте!

Еще более непривычной для научной логики выглядит вторая глобальная идея Гумилева, о пассионарности. В двух словах, этнос, по мнению Гумилева, есть часть земной ноосферы, учение о которой сформулировал наш выдающийся мыслитель, геохимик, академик Владимир Вернадский. Земля есть слагаемое активности двух субстанций – биологической массы живых существ и созидательной энергетики человека или ноосферы. Ноосфера есть род созидательной плазмы, состояние живого вещества, подвластного физическим законам. Этнос как часть этого энергетического поля, как природный организм, находясь в пассионарной стадии, производит выброс, флуктуацию энергии (монгольская Орда под эгидой Чингисхана устремляется в великий набег) и преображает контур силовых полей ноосферы. В этом смысле толчок развития – мутация этноса. Мутация, которая помогает выжить и преодолеть кризис возможного вырождения.  Так, мутируя, вирус гриппа превращается в пандемию.

Исследуя эти пассионарные толчки, Гумилев приходит к совершенно умопомрачительным идеям. Очерчивая границы энергетических швов, которые проходят по Европе и Азии за последние три тысячи лет, ученый отмечает, что эти линии развития (например, Палестина, Эллада, Рим или Германия, Франция, Англия) выглядят на глобусе полосками света среди окружающей тьмы,  словно следы от удара бичом. И этот энергетический знак, пишет Гумилев, есть следствие некоего удара из Космоса.

Удивительно, что идея энергетического толчка, вспоминает Гумилев, родилась у него в пору молодости, когда он был арестован и находился  в камере, в тот самый момент, когда он,  лежа на цементном полу, увидел жаркий солнечный луч из крохотного оконца под потолком. Луч косым столбом света озарил мрачное узилище…

100-летие Льва Гумилева было отмечено в Петербурге и Москве торжественными конференциями, заседаниями и научными докладами. Научное наследие Гумилева окончательно вошло в научный космос современной России и современной Азии.