Это часть вторая моего рассказа о поездке в Китай. Ранее, в первой опубликованной главе очерка, я напомнила читателям, что в нашей стране проходит "Год китайского туризма" и ознаменовался он неординарной инициативой китайской стороны: в пресс-тур по стране были приглашены 165 российских журналистов, в числе которых оказалась и я, автор этих строк. 

У человека есть шанс стать Богом

Китайцы говорят, что "добрые люди любят реку, а умные - любят горы". В своем сказочном путешествии по провинции Сычуань, расположенной на юге Центрального Китая, мы, девять российских журналистов, были и "умными", и "добрыми".

Сначала с одного из прибрежных утесов мы наслаждались торжественной панорамой трех укрощенных рек, поставленных на службу человеку еще до нашей эры. Потом прогулялись по волнам на пароходе, с палубы которого ловили в объектив фотоаппаратов суровый лик Большого Будды. Две тысячи лет назад на его месте была обычная прибрежная гора, но в один прекрасный момент древние каменотесы, как говорится, «отсекли все лишнее», и на свет явился строгий Будда-сидящий. Эта впечатляющая скульптура по своим масштабам и поныне не имеет равных. Но во имя чего такие невероятные труды? Колосс должен был усмирить реку, размывающую берег, и эта задача была решена.

Восхождение на гору Чинчжэншань было не простым испытанием, но оно стоило наших усилий. Мы упорно взбирались по тропе, гофрированной ступенями, которым, казалось, нет конца. Из сочной девственной травы, окаймляющей эту каменную лестницу, выглядывали ягоды земляники, и это было приветом от родного русского леса.

Преодолев путь, мы увидели венчающий гору красивый храм, показавшийся мне печальным. «Здесь колыбель китайского даосизма,- сказала наша симпатичная сопровождающая Зоя. Она представилась этим русским именем для простоты общения, ибо китайский язык – вторая Великая китайская стена, и не так просто непосвященному улавливать мелодику китайской речи.

«Путь вещей» - так буквально переводится понятие Дао, традиционное китайское учение с элементами философии и религии. Оно получило энергию от магических культов и шаманских практик, чтобы предложить обществу новые идеи. Дао возникло еще до нашей эры и прошло долгий путь кристаллизации. Именно в провинции Сычуань была создана школа «Пять ковшей риса», а позже – «Школа небесных наставников». Храм на горе Чинчжэншань – своего рода памятник истокам даосизма, каноны которого окончательно сформировал древнекитайский мудрец Лао-цзы.

Многие жители страны привержены этой философии, приобретшей черты религии. Постулатами Дао в Китае руководствуются довольно широко, не только на уровне социума, но часто и в международной политике. Даосизм схож с язычеством, множеством богов, которые пронизывают жизнь в разных ее проявлениях. Считается, что богами могут стать и обычные люди.

Китайцам удалось «сосчитать» количество переживаний, которые сопровождают человека в течение жизни – их 180 видов. И если он, "в земные страсти вовлеченный", проходя свой путь, сможет избавиться от них, довести до совершенства душу и мысли, то станет "маленьким Буддой", имеющим шанс возвыситься до Бога. Таким образом, «золотое зерно» даосисма – Высокий Дух, обращенный к совершенству.

Главный постулат Дао для европейца звучит противоречиво: "Действовать в бездействии". Но смысл глубок: учение призывает жить по природе, стремиться к гармонии с ней, учиться у нее и решать жизненные конфликты искусством «мягкой силы», достигая консенсуса. Видимо, поэтому люди в Китае много улыбаются, и не важно, бьет или ласкает их жизнь. Ценится она сама как таковая, на всех возрастных этапах. У китайцев не принято спрашивать "сколько вам лет?" Какая разница! Стремление к продлению жизни – общенациональная установка, одна из черт китайского менталитета. Именно поэтому Поднебесная всегда славилась своими целителями, системами оздоровления, лекарствами, всевозможными средствами, способствующими долгожительству, бодрости организма и ясности ума. Путешествуя по стране, мы часто наблюдали, как в парках, на природных ландшафтах целые группы занимаются оздоровительной гимнастикой тайцзичуань, отличающейся плавной взаимосвязанностью движений.

Храмы под самым небом

Гора Эмэйшань осталась в памяти как один из лучших сюжетов в моей кочевой журналистской жизни. Она входит в квартет святых гор буддизма, наряду с другими горами – Путошань, Утайшань и Цзюхуашань. Местные легенды говорят, что свое название Эмэйшань получила за красоту. «Эмэй» - поэтическая метафора для красивой женщины. Еще эти горы называют «Четыре красавицы», потому что их абрис напоминает женские брови. Китайцы очень любят речь образную, изящную, объемную в смысловом плане.

Мы оставили внизу городок Лэмейшан, от которого стартовали вверх, к отметке 1900 метров, где стоит храм Вуатанг, построенный в I веке н.э. Вокруг него расположен целый комплекс храмов и монастырей, живущих своей неугасающей многовековой жизнью. Сначала мы поднимались по горной дороге в небольшом автобусе, затем - на фуникулере, а дальше топали по ступеням. Облака висели над горами, как огромные серые дирижабли, и кропили землю дождем. Вуатанг - храм №1, потому что расположен выше остальных и обращен на Тибет. Туда же устремлен и взор Золотого Будды.

За спинами храмов Эмэйшаня - века, на протяжении которых они видели одних лишь паломников. Для туристов эти уникумы открылись только в 1980 году, после того, как преобразователь Поднебесной Ден Сяопин, отец «реформ и открытости», реабилитировал это место и предложил сделать его доступным для туристов. Китайцы воодушевленно взялись за тяжелые труды. Надо было прорубить в горной породе автомобильный серпантин, привести в порядок заброшенные и разоренные храмы, построить базу для туристов и, наконец, соорудить большой и надежный фуникулер. Тот, в котором мы поднимались под облака, а потом пронзили и превзошли их, вмещал в прозрачную гондолу сто человек. Как сказала Зоя, если бы мы поднимались пешком, то потребовалось бы три дня. Нам же хватило примерно трех часов, чтобы выйти к вершине.

Водитель микроавтобуса был настоящим виртуозом шоферского искусства. Сычуаньская туристическая компания на этом маршруте доверяет только своим водителям, специализирующимся на горном вождении. Молодой человек за рулем был явно «морозоустойчивым» и держал окно открытым, несмотря на холод, который все больше давал о себе знать. На высоте 1000 метров мы попросили его не только закрыть окно, но и включить печку, что он и сделал с непременной улыбкой.

Дорога по склонам Эмэйшаня к храму Вуатанг заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее. Складчатые горы, огромные валуны, сброшенные с вершин землетрясениями, скалы, плачущие чистейшими родниковыми слезами или низвергающие водопады. Здесь почти всегда влажно и бессолнечно.

Картины горного великолепия открывались одна за другой, это была галерея живописи природы. Роскошный субтропический лес плотно укрывал горы. Его зеленое население было в высшей степени демократичным: японские сосны, платаны, орешины, кипарисы, магнолии, ирисы, джакаранты, гибискусы – всего 5 тысяч видов, в числе которых и «мезозойское» дерево фиодея, лакомство динозавров.

Вершины холмов покрывали пунцовые азалии, красоту которых китайцы высоко ценят и часто отражают в поэзии, на шелке и бумаге. Всю эту эклектическую природную роскошь, околдованную безветрием, пронизывал легкий туманный смог, и только листья вздрагивали под ударами дождевых капель.

Пышные кущи Эмэйшаня – имение огромной звериной семьи. Здесь обитают большие и малые панды, золотые обезьяны, снежные барсы, дымчатые леопарды – всего около трех тысяч видов. О птицах и говорить нечего - им не было счета, они купались в воздухе, перекликались, а их рулады, благодаря акустике гор, звучали, будто в Большом театре.

Зимой верхогорье покрывается снегом. На отметке 1200 метров мы увидели придорожный щит, сообщающий о том, что здесь можно кататься на лыжах – рядом находился зимний курорт, небольшой, но оборудованный по всем правилам. Правда, трасса спуска не очень велика, всего 500 метров, но у нее есть свои постоянные поклонники.

Извиваясь по горному склону, серпантин увлекал нас ввысь, приближая к Вуатангу. Эти места нельзя назвать дикими, они вполне освоены людьми. По мере того, как мы покоряли высоту, с нами поднимались и маленькие пагоды, покрытые характерными крышами с "закудрявленными" краями. Не удивительно: буддизм - одна из древнейших религий, в Китай ее привезли монголы, и первым «апостолам» приходилось скрываться в горах.

Высота 1300 метров над уровнем моря. Дорога расщеплялась и разветвлялась. Мы приближались к селению Мэй. Сначала показались крошечные села, теснящиеся в горах, а потом - красивые каменные здания с телевизионными тарелками на крышах, с туристическими отелями и ресторанами. Все жители этого горного селения так или иначе служат в сфере туризма и живут неплохо. В Мэе мы оставили наш автобус и, получив теплые куртки и паломнические бамбуковые палки, пересели в прозрачный купол фуникулера, который "подбросил" нас еще выше.

На последнем этапе предстояло взбираться по ступеням, познавшим многие миллионы человеческих ног. Палка была не только ритуальной опорой, но еще и защитой от назойливых обезьян, среди которых много японских макак и краснокнижных «золотых обезьян» яркой зловещей красоты. Природа наградила этих приматов шкурой, сравнимой с пурпурно-золотой королевской мантией. Однако поведение горных красавиц королевским не назовешь - приставать к пришельцам для них большая забава. Впрочем, обезьяны терроризируют не только людей. "Если в горах нет тигров, то в них хозяйничают обезьяны", - говорят китайцы. Однако дождь явно сдерживал темперамент этих хозяек гор - шкура все же золотая!

С вырывающимися из груди сердцами мы одолели, наконец, последний лестничный пролет на пути к вершине. Но не награда, а горькое разочарование ждало нас: Золотого Будду, сидящего на трехголовом слоне, накрыло густое облако. Но через белую мглу просвечивал мираж, и в какой-то момент мне показалось, что сейчас трехголовый стон рванет из облачного плена, и статуя Будды явится пред наши очи, как пушкинский «каменный гость».

Согласно преданию, на этой горе жил человек, прошедший путь очищения и пробуждения сознания, после чего стал Буддой. Однажды он улетел с вершины на своём трёхголовом слоне. Но люди верят, что Эмэйшань - место вечного пребывания Духа этого святого.

Мы долго бродили по праведному месту, осматривая храмы, наблюдая за ритуалом молитв и огненным трепетом огромных восковых свечей, выстроившихся перед алтарем, как сосны в бору. Обойти все тридцать храмов было невозможно, но Вуатанг мы осмотрели с пристрастием. Под его сводами звучали молитвы. В нишах внутреннего пространства обращал на себя внимание целый сонм малых Будд в желтых плащах и с тяжелыми жемчужными ожерельями на груди. Жемчуг – общерелигиозный символ святости и чистоты.

В середине XX века на горе Эмэйшань было более ста храмов и монастырей, большинство из которых пострадало в годы Культурной революции. Сейчас этот комплекс потихоньку восстанавливается.

Пора было спускаться, и я бросила последний взгляд с этой священной вершины на сотворенный мир, красота которого не умещалась в слова, а требовала молчаливого созерцания. Верхушки гигантских сосен, птицы - всё было "подо мною", как написал Пушкин. Кстати, о Пушкине…

Пушкин мечтал увидеть Китай…

Поэт имел возможность приехать в Китай в 1830 году. Такой «турист» был бы воистину уникальным. Он очень хотел попасть в состав русской миссии, отправлявшейся в Пекин. Однако граф Бенкендорф, начальник Третьего отделения канцелярии Его императорского Величества, на просьбу Пушкина ответил отказом: опоздали, мол, посольство, уже сформировано.

Между тем Александр Сергеевич готовился к путешествию в Китай с пристрастием. Интерес к этой древней и самобытной стране был вызван дружбой поэта с монахом отцом Иакинфом. Востоковед, большой знаток китайской культуры, он в совершенстве владел китайским языком, перевел древние хроники и сказания, составил русско-китайский словарь. Монах Иакинф, в составе русской духовной миссии, прожил в Пекине почти 15 лет.

Несбывшееся желание поэта попасть к стенам «недвижного Китая» поразило творческое воображение китайского художника Гао Мана, и он решил исправить несправедливость. В 1999 году, к двухсотлетию рождения Пушкина, Гао Ман изобразил на полотне русского поэта шагающим по Великой китайской стене, с цилиндром и тростью в руках... Мечты сбываются, как известно, самым непредвиденным образом…

Но могло ли пригрезиться Пушкину, что в жилах его потомков будет течь китайская кровь, а потомок в седьмом колене, названный Александром, соединит свое русское имя с китайской фамилией Ли! И познает он иероглифы, равно как и русскую кириллицу. Другой потомок, Джон Хенри Овероп, настолько овладеет китайским, что сможет на нем писать стихи. А граф Михаил де Торби, в котором тоже текла пушкинская кровь, прославится как художник, постигший каноны древнекитайской живописи… Все эти удивительные исторические факты так важны для современных российско-китайских отношений.

За что мы так любим панд?

Эти черно-белые бамбуковые медведи смогли влюбить в себя весь мир. Каким образом – их тайна! Что за сила увлекает человеческие чувства? Очарование, смешливость, добрый нрав этих зверей, сознание того, что они нуждаются в нашей заботе? Или печаль о том, что век их измерен? Мы всегда по-особенному относимся к тем, над кем уже взошла роковая звезда.

Черно-белые врата огромного природного парка «Волун», впускающие в имение панд, напоминали триумфальную арку. Ее украшал знак Дао - круг, пересеченный волнообразной линией, соединяющей, согласно китайской философии, инь и ян, два начала мира - мужское и женское. Это - один из  характерных национальных символов, имеющий еще и смысл оберега.

Природа упаковала жизнь панды в прекрасную черно-белую шкурку, соответствующую цветам китайского Дао. Возможно, природный «даоистский» окрас делает этих зверей особенными в глазах китайцев, да и не только их. Панды названы сокровищем Поднебесной и возведены в достоинство национального символа. Государство прикладывает невероятные усилия по спасению этих древних медведей, прародителей всех косолапых, и находит на этом пути немало единомышленников. Большая панда – эмблема WWF, Всемирного фонда природы, это уже увековечивает ее образ.

…Место это стало почти паломническим. Люди со всех концов мира стремятся приехать в «Волун», чтобы своими глазами увидеть панд – пленительных, милых, очень поэтических детей природы. Здесь всегда вавилонское столпотворение языков, которое создают иностранцы.

Взволнованно иду по узкой дорожке, проложенной для туристов, отгороженной от зверей невысоким барьером и рвом. Глаза уже напряжены, ищут панд, ждут встречи. И вот за поворотом открывается почти сакральная картина: семь панд вместе, больших и маленьких. Они в умиляющих позах и старательно грызут бамбуковые палочки, зажатые в лапах. Всего в этом природном парке содержится более 70 взрослых особей и примерно столько же малышей, у которых свои апартаменты, свои попечители. Здоровье панд – предмет пристального контроля специалистов, которые систематически проверяют общее состояние зверей, анализируют кровь, измеряют давление, проводят различные манипуляции, адаптирующие питомцев к жизни в естественной среде.

Облик панд столь необычен, что кажется, будто они упали с другой звезды. Ученые разных стран выдвигали немало версий о происхождении панд, но сошлись на том, что это - древнейший представитель медведей, пращур и русского бурого мишки. Интересно заметить, что первое поэтическое упоминание о гигантской панде зафиксировано в Книге Истории и Книге Песен. Этим культурным памятники более трех тысяч лет. Значит, панда и тогда уже волновала человеческую душу. Другой любопытный факт сообщает, что геном панды на 68% совпадает с геномом человека.

Очаровательные, безобидные увальни, малоподвижные и ленные, этакие «обломовы» в черно-белых шубках. Их агатовые глаза, сверкающие из черноты «очковых» глазниц, кажутся бездонными и таинственными. Природа одарила этих зверей фантастическим обаянием. Все, кто стоял рядом со мной и смотрел на них, - наши, американцы, шведы, немцы, поляки непременно улыбались, а женщины не скрывали слез умиления.

Бамбук – единственное пристрастие панд, и в этом кроется одна из причин хрупкости, нежизнестойкости вида. Здесь, в заповеднике, панды, конечно, никогда не останутся без пищи. Для разнообразия их стола диетологи разработали специальное печенье из прессованного бамбука. Пандам нравятся и яблоки, но всё это – только лакомство, десерт. Основа рациона – всегда бамбук, причем, панды предпочитают определенный сорт, растущий в горах, на двухтысячной высоте. И ежедневно «интенданты» парка «Волун» привозят им этот высотный бамбук, пахнущий горами.

Под заботами людей панды живут по 30-35 лет, тогда как в дикой природе - на десять лет меньше. Там они страдают не только от дефицита еды, но и от нападения хищников. Когда-то панды тоже были хищниками, их китайское название - «медведь-кошка», потому что, кроме бамбука, эти звери могли съесть и какого-нибудь мелкого зверька. Но 700-тысячелетнее существование вида на земле, по неизвестным причинам, скорректировало их вкусы, и панды стали вегетарианцами. Они утратили адаптивность, агрессивные навыки, свойственные дикому миру, и приобрели самоубийственные пацифистские черты. Панды словно устали жить и погрузились в апатию, обленились. Многие из них даже в часы отдыха не хотят залезать на деревья, которые считаются «защищенной спальней». Случается, что панду, уснувшую на земле, в диком лесу без усилий задирает первый попавшийся хищник. В заповеднике же подобное исключено.

Пушистые ленивцы равнодушны к тому, что происходит вокруг, они не обращают никакого внимания на туристов, правда, иногда вдруг прикрывают лапами морды: «Надоели, мол, глазеют с утра до ночи!»

Кажется, что под их безупречным мехом мало энергии. Впрочем, чтобы съесть 30 килограммов бамбука, а именно такова ежедневная порция каждой пушистой персоны, нужно иметь сильные лапы, хорошие челюсти и крепкий желудок. Значит, жизнь в пандах все-таки кипит, просто темперамент инфантильный.

Те, кто создавал эту природно-заповедную рекреационную зону, выбрали для нее идеальный лесной массив в ближайших окрестностях Чэнду, столицы провинции Сычуань. Как и в горном субтропическом лесу, в «Волуне» много бамбуковых рощ, составляющих естественную среду обитания панд.

Популяция этих диких животных оказалась под угрозой исчезновения в прошлом веке, когда вдруг активно зацвел бамбук, что означало его гибель. И тут - прямая связь: скудели бамбуковые колонии – погибали от бескормицы панды. Но что объясняет процессы этого витка деградации? Ученые считают, что основная причина этой беды - чрезмерное вмешательство человека в мир дикой природы. Китайские экологи забили тревогу, оперативно была сформулирована специальная программа по спасению панд. Одновременно в стране были приняты строгие законы: браконьерство – преступление, карающееся высшей мерой.

До посещения «Валуна» я не знала о существовании малых панд. Это такие сказочной красоты крупные кошки, которые тоже любят бамбук. Их наряд изумляет: красно-рыжие, с черными подпалинами, белыми ушками, черной окантовкой на мордочке, а хвост – ярко-рыжий в белую полоску. Чувствуется, что здесь природа фантазировала изощренно. Как и панды большие, они грызут целый день бамбук и расстаются с ним только ради сна. Как рассказали ученые, малые панды еще в большей мере подвержены угрозе исчезновения – у них короткие передние зубы, и они с трудом достают сердцевину бамбука. Рацион обогащается специальным печеньем, булочками из кукурузы и яблоками.

В природе, по весне, панды спариваются, инстинкт продолжения рода не утрачен. Однако в неволе они не хотят этим заниматься (неприлично же на глазах всего мира!). Тогда ученые взяли на вооружение метод искусственного оплодотворения, и теперь репродукционный проект ученых дает плоды - малыши в "Волуне" появляются систематически. Панды трогательные матери, внимательные и заботливые. Родившись малюткой (в 1000 раз меньше родительницы), детеныш до двух лет растет на материнском молоке. Дальше - самостоятельная жизнь. В «Волуне» созданы все условия, чтобы подготовить молодняк к возвращению в среду обитания. Эти подвижнические, заслуживающие глубокого уважения усилия дают надежду на то, что «пушистые идолы» не покинут нашу землю в обозримом будущем.

…Все хорошее пролетает на одном дыхании. Феерическое путешествие в Китай завершилось, и снова нас несут, теперь уже домой, распростертые в азийском небе крылья хайнаньского лайнера. В салоне оказались любопытные попутчики - группа пожилых китайцев, младшему из которых, как выяснилось, 85 лет. Их опекал молодой человек из туристической службы, который сказал мне, что он сопровождает этих стариков в Москву и Санкт-Петербург - с этими русскими городами связана их молодая жизнь - одни там учились, другие – работали. И вот, не оглядываясь на возраст, они отважились на далекое ностальгическое путешествие. "Жить надо до конца полной грудью, как будто в ней много сердец, и все они здоровые", - сказал один из путешественников. В этих словах звучал многомерный китайский смысл - с таинственным сиянием улыбчивой мудрости, с духом жизненного оптимизма.