180 лет назад на дуэли погиб русский гений Александр Пушкин. Единственной публикацией, известившей о смерти поэта  29 января 1837 года (10 февраля н.с.), был "скорбный вопль" поэта Владимира Одоевского в приложении к газете «Русский инвалид»: «Солнце нашей поэзии закатилось... Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано... "

   Министр народного просвещения Уваров был взбешен:  "Но что за выражения! «Солнце поэзии!» Помилуйте, за что такая честь?»

   За то, что пушкинский гений солнечной короной осветил русскую культуру, и опровергнуть это уже невозможно никакому "уварову".

   …День был январский, морозный, петербургское небо затянул мрачный полог. Пушкин был угрюм и спокоен, он в легких санях ехал к Черной речке, где Вечность уже ждала его и пуля  поставила точку всем мукам поэта.

    На дороге ему встретился экипаж жены, возвращавшейся с прогулки. Наталья Николаевна не заметила мужа – медовые глаза «мадонны» были близоруки. У красавицы был «дефект близорукости» и другого рода... За это ее судили и судят уже несколько поколений современников и потомков. Но не будем "обижать жену поэта", поскольку, как написал поэт Юрий Сапожков, "он и нас может вызвать на дуэль»… В конце концов жена Пушкина была обыкновенной женщиной, только очень красивой.

   Это потом, получив мощный нервный удар, она билась в судорожных  конвульсиях (припадки ее преследовали до конца дней).

    Наталья Николаевна прилежно выполняла долг «великой вдовы» (хотя уже и носила фамилию Ланская), усердно хлопотала о достойном надгробии, приехала с детьми в Святые горы посмотреть на памятник в приделе церкви Святой Одигитриии,  помолиться. Четыре года здесь стоял простой деревянный крест. Памятник создавали на деньги, собранные по всей России. Эскиз сделал художник Александр Пермагоров, талантливо. На гранитных плитах – белый мраморный обелиск со сквозной нишей, в которой скрыта скорбная урна с наброшенным на нее покрывалом, символизирующая раннюю смерть. Надо всем – венок из лилий, символ гения. Изысканная скромность.

     Мне посчастливилось повидать Михайловское, Пушкинские горы, быть у могилы нашего гения, посидеть рядом на скамейке. Снизу, у подножия Святогорского холма, увенчанного церковью, извивается дорога, и автомобили вынуждены снижать скорость, скрипеть тормозами, шуршать шинами. Многие останавливаются на стоянке у Анастасьевских ворот, поднимаются по лестнице к пушкинской могиле.  Здесь по ледяным ступеням  михайловские и тригорские крепостные тащили гроб, который потом с трудом втиснули в мерзлоту, накрыв снежным холмом. Весной поэт был перезахоронен. Собственно, памятник накрывает две теснящиеся одна к другой могилы – сына и матери, умершей годом раньше, Пушкин хоронил ее и купил себе место рядом. Здесь же, под плитами, покоятся дед и бабка поэта, знаменитые  Ганнибалы.

   Надо отдать должное Наталье Николаевне - она позаботилась и о том, чтобы  по свежим следам была написана биография поэта, для чего передала целый сундук пушкинских бумаг Павлу Анненкову, известному литературному критику и мемуаристу. Он выполнил  свою титаническую работу блестяще – изучил, отобрал и хронологически выстроил весь драгоценный архив – письма, черновики, наброски, а также собрал живые свидетельства современников, знавших поэта. Среди них были  его московский друг Нащокин, лицейские товарищи Горчаков, Корф, Данзас, Пущин, (вернувшийся из Сибири), а также Лев Сергеевич и Ольга Сергеевна Пушкины.  Книга «Материалы для биографии А.С.Пушкина», в которую вылился подвижнический труд Павла Анненкова, стал главным источником, из которого и поныне черпают факты для дальнейшего анализа и осмысления все пушкинисты России и мира. Однако многие обстоятельства трагедии всё еще сокрыты или видны неясно.

  … На недолгом земном пути, кроме прожитых 37 лет, 6 месяцев и 24 дней, поэту оставались крохи времени: секунда выстрела и  еще два дня страшных предсмертных мучений.

   Вот печальный хронометр этого дня: Пушкин встал в 8 часов утра, в течение часа  занимался выписками из сочинений Голикова о Петре I. В начале 10-го он получил записку от секунданта Дантеса  виконта д”Аршиака  и ответил ему. Потом написал письмо детской писательнице  Александре Ишимовой с откликом на её книгу «История России в рассказах для детей». В полдень приехал  Данзас, секундант, лицейский товарищ, и они отправились во французское посольство, где два секунданта выработали условия дуэли. После этого – двухчасовая  дорога на санях к месту поединка.

    Пробило половину четвертого, когда на окраине Петербурга, близ Комендантской дачи у Черной речки  камер-юнкер Пушкин и поручик барон Дантес встали на отмеренном секундантами рубеже. Барьер был по-русски жестким, смертным, составлял всего 10 шагов. Оба противника – отличные стрелки, в морозном воздухе  висела трагедия. Бенкендорфу (а значит - и царю) было известно о дуэли, и чтобы ей воспрепятствовать, шеф III Отделения послал наряд жандармов. Только почему-то их  направили не в ту сторону.

   Дуэльная пара пистолетов была прекрасным произведением дрезденского оружейника Карла Ульбриха. Гарнитур принадлежал барону де Баранту и был одолжен виконту д’Аршиаку, секунданту Дантеса. Сейчас эта трагическая реликвия  хранится в мэрии  города Амбуаз, и сколько русские ни просили продать пистолеты, французы не соглашаются.

   …Пушкин был хладнокровен и спокоен, Дантес нервничал и выстрелил первым. Пуля попала Пушкину в живот, выше бедра («живот» у славян и есть «жизнь»). Поэт упал, заливаясь кровью, боль мутила сознание, но он нашел в себе силы попросить о замене пистолета, который забило снегом, и сделал свой выстрел, легко ранив Дантеса в руку.

    «Боже мой, Жорж ранен!», - забилась в истерике, услышав об исходе дуэли, Екатерина Гончарова, невеста Дантеса и сестра Натальи Николаевны. О смертельно раненном Пушкине, в доме которого свояченица была принята и жила на полном обеспечении, она даже не спросила.

    Может, об этом и не стоило говорить, но такой "житейский мусор" даёт представление о той атмосфере, которая окружала поэта в родном доме.

     В кармане дуэльного пушкинского сюртука нашли письмо, судьбу которого пушкинисты разгадывают и поныне. Считается, что оно было адресовано Бендендорфу, через которого Пушкин общался с царём. Но полной ясности всё же нет - оригинал это или авторская копия, послал Пушкин письмо или не решился.

  «Граф! Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить вашему сиятельству о том, что недавно произошло в моем семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены…» И в конце: «Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю…»

  Страшный, щемящий душу документ, апофеоз трагедии поэта. «Адские козни окутали Пушкиных и остаются еще под мраком. Время, может быть, раскроет их», - сказал поэт Вяземский.

...Дантес встретился с четой Пушкиных в начале 1835-го года, на придворном балу в Аничковом дворце, и красота Наталии Николаевны помутила рассудок французского сердцееда. Не соблюдая приличий, Дантес  преследовал мадам Пушкину, сопровождал ее на  верховых прогулках, был рядом в театральных ложах, на балах. Она  краснела от его взглядов, двусмысленных комплиментов и, конечно, не подозревала о последствиях легкомысленного флирта.

   Возможно, во Франции считалось бы, что ничего особенного не происходит, но принципы морали русского общества – совсем  другое дело. Высший свет смеялся над  Пушкиным. Он, конечно, глубоко  страдал, ловя на себе двусмысленные взгляды. Между тем, честь была наиболее обостренным свойством его натуры. Дело довершили грязные пасквили.

   После дуэли Дантес предстал перед военным судом, был разжалован в солдаты и выслан из России. Это было не только наказанием, но  и спасением от мести поклонников Пушкина. По воспоминаниям современников, карета, увозившая  Дантесов, Жоржа и Екатерину, летела к европейской границе с бешеной скоростью.

     Пушкин подарил своему убийце, как сказали бы сегодня, бесценный пиар,  обессмертив ничтожного француза-авантюриста, приехавшего в Россию, по определению Лермонтова, «по воле Рока… на ловлю счастья и чинов…». Кстати напомнить, что Лермонтов не только написал «Смерть поэта», но и пытался вызвать Дантеса на дуэль, отомстить за Пушкина, но француз уклонился.

    Этот бесчестный человек, убийца, которого в России не устают  клясть вот уже 180 лет, прожил долгую жизнь (так и хочется сказать – за себя и за Пушкина). Русские надеялись, что Дантеса хоть как-то мучила совесть, что он сожалел об убийстве гения. Но даже тень греха не тяготила душу этого господина. И вообще событию с Пушкиным Дантес придавал мало значения, цинично говорил, что не считал нужным «сентиментальничать у барьера». Что ж, он не знал русского, не читал пушкинских стихов.

  Неприязнь к Дантесу в России передается из поколения в поколение, ее питает всё нарастающая ценность сокровища, оставленного гением национальной и мировой культуре. В русском поэтическом наследии пушкинская нота – самая чистая и звонкая, она легко входит в душу на протяжении всей нашей жизни. Лучше Апполона Григорьева не скажешь: «Пушкин — наше всё. Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами». Знаменитая фраза проверена временем – Пушкин органично вошел в формулу русской души.

    Иван Розанов, русский философ, критик и публицист, исследователь «золотого века русской поэзии»,  заметил, что «Пушкиным одним можно пропитаться всю жизнь». А вот мысль современного литературоведа Владимира Бутромеева: «Пушкин творит из ничего, из хаоса, повторяя тот физический эффект, когда волею творца из вакуума и возникают элементарные частицы. Но природа первочастиц такова, что из них создается всё. И поэтому что бы и о чём бы ни писал Пушкин, всегда получается - о самом главном».

    «Памятник нерукотворный», который воздвиг себе Пушкин, и прекрасен, и неподсуден. Правда, некоторые пытались поливать пушкинское творчество ядом. Еще при жизни, в 1829-1830 годах, когда вышли поэма «Полтава» и 7-я глава «Евгения Онегина», о Пушкине пытались говорить неблагосклонно, намекая на то, что исписался, мол. Вот слова Белинского: «Тридцатым годом кончился, или, лучше сказать внезапно оборвался период пушкинский, т.к. кончился и сам Пушкин, а вместе с ним и его влияние». Еще дальше пошел Писарев, стремившийся доказать "бессодержательность" и "несовременность" пушкинской поэзии. Время рассудило всех.

   Печально признавать тот факт, что  в наше время кто-то ставит под сомнение «современность» пушкинского наследия. Мыслимо ли, чтобы англичане рассуждали о «современности» Шекспира!? «Пушкинская душевная ясность перестала быть модной, русскую поэзию захлестнули новые вкусы, которые определяли душевный надрыв, раздвоенность, поиск новых форм», - такое объяснение дал Иван Розанов.

  Как похожее  все это на то, что мы видим и сегодня! Душевная ясность, самообладание… Как не хватает  этих качеств современному обществу! И еще  - тихой и ясной любви к России («Одна любовь дает нам полное разумение», считал поэт). Напомню также и то пушкинское, «крылатое»: «...Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал...»
         «…Онегина воздушная громада, как облако стояла надо мной», – написала Анна Ахматова. Воздушная громада Пушкина склонилась над Россией. И хранит ее, как Покрова Богородицы…