Худшая услуга, которую можно оказать жителям стран-членов ШОС сегодня – это засыпать организацию похвалами по поводу ее юбилея и надеяться, что инерции достигнутых ею успехов хватит еще на сколько-то лет. Не хватит. Инерция, наоборот, сведет на нет все прежние достижения строителей ШОС и может сделать организацию в лучшем случае пустой декорацией.

Пример у нас перед глазами: «большая восьмерка». Это именно что декорация, поскольку решение ключевых вопросов – в основном в сфере финансов, но это ограничение не навечно – переместилось в «расширенную восьмерку», то есть «группу двадцати». «Восьмерка» же продолжает свои встречи на высшем уровне и… активно ищет себе работу. Прежнего престижного клуба основных мировых держав больше нет. Если с этого года она прекратит встречаться, никто и не заметит.

Да, такое может произойти и с ШОС, по той простой причине, что то, что было хорошо вчера, сегодня уже недостаточно.

Характер угроз

Осенью 2011 года мне пришлось участвовать в ситуационном анализе, который проводила группа российских специалистов по Центральной Азии. Выводы их легли в основу документов, подготовленных заказчиком – одним из российских «мозговых трестов», поэтому я не имею возможности подробно описывать ход заседания или цитировать выступления его участников. Могу дать лишь самую общую картину результатов.

Вопрос ставился так: в чем главная для России угроза на центральноазиатском направлении в надвигающейся новой ситуации, когда войска США и НАТО в 2014-м году (возможно, позже или раньше) в основном покинут Афганистан, и к власти там могут – в худшем случае – прийти талибы?

Сам список ответов был в принципе понятен – вооруженные вылазки талибов через северную границу Афганистана, еще более интенсивный поток наркотиков через казахстанскую и российскую территорию, и многое другое. Однако от участников встречи требовалось обозначить именно «главную» угрозу (и средства борьбы с таковой), расставив прочие по ранжиру. Можно было ожидать разноголосицу и споры.

Однако споров не получилось. Вывод специалистов оказался по-своему удивительным, да еще и единогласным. Главной угрозой российским интересам они назвали идущую деградацию и «джихадизацию» населения определенных территорий стран Центральной Азии. По сути – превращение всего региона, от индийских до российских границ, в один большой талибанистан. А все прочие угрозы оказывались в таком случае уже производными от этой, главной. Это и ползучий захват власти сначала на местах, а потом и в столицах, и наркотики, и многое другое.

Причем при таком подходе становится очевидно, что военные средства отражения угроз не годятся. Одно дело – найти и обезвредить банду чужаков, которая не пользуется всеобщей поддержкой местного населения, и другое дело – когда никакой банды не нужно, когда без всяких талибов определенные территории (Ферганская долина, юг Киргизии, отдельные районы Таджикистана) оказываются неотличимы по убеждениям и привычкам населения от известных зон афгано-пакистанской границы.

А, по оценкам специалистов, именно это и происходит. Заканчивается ресурс былого советского культурного влияния, которое создало в Центральной Азии светские общества и политические системы, русскоговорящую образовательную и научную элиту. На смену этой элите идут вовсе не прозападные силы, а вот именно что - местная версия талибов. Это медленный процесс, зато неуклонный. Возникновение вакуума власти в Афганистане, с перспективой прихода талибского правительства (в той или иной форме) может ускорить уже и без того идущий процесс, но не более того.

Ситуация изменилась

Сейчас, бросая взгляд на десятилетнюю историю ШОС, понимаешь, что организации несказанно повезло. У всех стран, имеющих отношение к центральноазиатским делам (а это и есть члены ШОС плюс наблюдатели), было в этот период два сплачивающих фактора. Это, прежде всего, необходимость выстроить с нуля систему международных отношений в районе бывшей советско-китайской границы. То есть, как минимум иметь постоянный переговорный механизм для решения всех вопросов в этой сфере. Кроме того, стран-основателей ШОС сплачивала общая угроза – джихадизм талибского Афганистана.

Дальше, на стадии формирования ШОС как организации, произошла неожиданность – оккупация Афганистана войсками США и НАТО. Но эта неожиданность не изменила ситуацию принципиально. Она означала, по сути, то же самое – границы, за которой был Афганистан, пусть с несколько иными проблемами, чем раньше.

Можно, конечно, сказать и так: внешний противник поменялся, но в любом случае надо было провести перед этим противником линию, за которую ему не рекомендовалось переступать. Другое дело, что не было никакой необходимости для администрации Джорджа Буша оказываться в положении такого «противника». Это была попросту ошибка – пытаться совместить две несовместимые политики: войну внутри Афганистана и курс на замену правительств в странах Центральной Азии на более проамериканские. В результате у США провалились обе политики.

Но в любом случае первые десять лет существования ШОС прошли успешно благодаря тому, что талибская угроза была нейтрализована – временно, как мы сейчас видим, иностранным военным присутствием в Афганистане. Это историческое везение. Которое скоро кончится.

Сейчас в экспертном сообществе идет борьба мнений насчет того, действительно ли США «уходят» из Афганистана, или это какой-то сложный маневр, а на самом деле (иначе зачем идет подготовка к сооружению в регионе американских военных баз) «американцы не уходят никогда и ни откуда».

Я бы заметил, что, во-первых, очень даже уходят. Достаточно одного примера – война в Индокитае, с громадными американскими военными базами в Таиланде и на Филиппинах, не говоря о Южном Вьетнаме. Уход оттуда – очевидный акт, пусть он растянулся на полтора десятилетия.

Во-вторых, если исходить из того, что администрация демократов в США сохранится (или из того, что республиканцы в случае своей победы на выборах 2012 года не будут менять курс), то постепенный американский уход из всего «Большого Ближнего Востока» будет происходить. Хотя бы потому, что не зря администрация Обамы концентрирует свои усилия совсем в другом регионе – в Восточной Азии, в каком-то смысле возвращаясь к ситуации времен войны в Индокитае. Политика «сдерживания» единственного серьезного глобального конкурента США – то есть Китая – не будем говорить «хороша» или «плоха», но логична.

Осталось увидеть, будет ли та же политика проводиться на северо-западных границах Китая, то есть в зоне ШОС. Пока кажется, что на нее у США не хватит ресурсов. Итак, с наметившимся уходом США – и Запада в целом – из Центральной Азии и Большого Ближнего Востока в целом для стран ШОС сложилась принципиально новая ситуация. Наихудший ее аспект, повторим, заключается в ползучей «талибанизации» населения региона. А когда возникает новая ситуация, требуется новая политика.

Что такое «общее пространство»?

В 90-х годах родилась, а в начале 2000-х годов активно продвигалась российская концепция, объяснявшая, каких отношений Россия добивается с Евросоюзом. Концепция была сформулирована очень удачно и предполагала не интеграцию с ЕС (таковая была невозможна задолго до нынешних потрясений, грозящих развалом ЕС), а создание «общих пространств» европейских стран и России.

Их должно было быть три. Общее пространство безопасности, экономики и – в гуманитарной сфере. Строго говоря, и сейчас Москва в своих отношениях с ЕС подобную конструкцию выстраивает, независимо от того, какими словами это обозначает.

Подчеркнем: в отличие от регламентированного массой инструкций существования стран ЕС, в котором все чаще на повестку дня выходит создание каких-то наднациональных (прежде всего финансовых) структур, Россия предполагает сохранять максимальную самостоятельность в отношениях с ЕС. «Общие пространства» означают что угодно, только не подчинение Москвы Евросоюзу (и, понятно, не наоборот).

Можно ли считать, что «проект ШОС» означает создание «общих пространств» для всех его участников?

Ответ на этот вопрос очень сложен. Вообще-то движение в эту сторону идет. Прежде всего, в области безопасности, и до сего дня такое «пространство» можно считать главной заслугой ШОС перед ее народами. Другое дело, что выше уже сказано – не всякую безопасность можно обеспечить военным путем.

Экономическое «единое пространство» в рамках ШОС тоже для ее участников формируется, очень постепенно, с боями и плохо маскируемыми конкурентными схватками. Здесь можно выделить два клубка противоречий. Первый - это малозаметное, но нарастающее соперничество двух ключевых держав ШОС, России и Китая. Видимо, предстоит внести в этот вопрос ясность: что за феномен мы имеем? Это - иллюзии определенной части российского чиновничества, или реальное столкновение интересов, например, по контрактованию туркменского или казахстанского газа? Наконец, как научить две наши страны (партнеров в ШОС) не конкурировать, а создавать совместные проекты как в этом регионе, так и в других?

Второй же клубок экономических проблем внутри ШОС – наследие начала 90-х годов, когда администраторам, плохо знакомым с экономикой и историей мировых кризисов, казалось, что ответ на трудности – экономическая автаркия и закрытость. И до сих пор даже не соперничество, а бессмысленная нелюбовь стран Центральной Азии друг к другу создает проблемы буквально всем в ШОС.

Однако до сего дня сохранялось третье, общее гуманитарное пространство в ШОС. Его не создавали, оно было. Оно пронизывало общества стран Центральной Азии сверху донизу, за исключением совсем неразвитых окраин. Все знали русский язык, все учились в средних или хотя бы начальных школах, по сути базировавшихся на советской образовательной системе. С теми или иными ограничениями (а они были и в советское время), но существовало единое пространство для кино, литературы, музыки. А, кстати, и в медицине – что совсем не пустяк. Никто уже и не замечал этого единства, оно казалось само собой разумеющимся.

Хотел бы предположить, что именно здесь следовало бы концентрировать ключевые усилия ШОС. В том числе и потому, что меры в области безопасности региона уже создали систему, которая подержится еще какое-то время в ожидании того, когда подтянется гуманитарная сфера. И потому, что успех экономического сотрудничества в наши дни все отчетливее строится на гуманитарном единстве самых разных государств.

Но здесь возникает множество новых и необычных проблем.

Общее гуманитарное пространство – это что?

Известно, что если нужны отчеты, то опытная бюрократия может представить их сколько угодно. В том числе по гуманитарному направлению работы в рамках ШОС. Есть встречи министров культуры и образования ШОС, по их итогам принимаются достойно выглядящие программы. Есть виртуальный (пока) Университет ШОС, который неизменно идет первой строкой среди достижений организации в этой области. Кстати, эти мои заметки, с их критическим настроем, в немалой части – следствие разговоров с людьми, непосредственно занимающимися именно вопросами Университета ШОС. Потому что начало какой-то практической деятельности часто ведет к выявлению старых, дремавших проблем вдобавок к новым.

Тут возникает множество вопросов довольно сложного свойства. Думаю, начало серьезной работы в этой сфере состоит в том, чтобы просто перечислить эти вопросы.

Китай: как выглядит его роль в «гуманитарном строительстве» ШОС? Это совсем не такой простой вопрос, как можно подумать. Россиянам может показаться, что ключевая цель нашей гуманитарной политики в Центральной Азии – это просто восстановление, возрождение того, чем эта сфера была в советское время, минус коммунистическая идеология. Но «китайская компонента» в ШОС быстро излечивает от этого рефлекса.

Можно считать пройденным этап нерационального национализма, когда каждая из стран бывшего СССР в той или иной мере пыталась изгнать советское (русское) культурное влияние, создавая вместо этого новую национальную культуру, проводя своего рода деколонизацию. Сегодня уже нетрудно различить, что одно другому не мешает, так же как для бывших членов Британской империи английский язык – это не язык угнетателей, а окно в мир, к просвещению, профессиональным возможностям. Здесь наиболее разумный пример – это образовательная политика в Казахстане, где поощряется и упомянутый английский, и русский, и любые другие языки.

Но китайский – это интересное и несколько иное явление. Для начала, нет сомнений, что если русская культура – «своя» и привычная для Центральной Азии, то китайская – нечто абсолютно новое и «иностранное».

А одновременно это язык и культура завтрашнего дня, они принадлежат второй, а завтра – первой экономике мира. Всего сейчас китайский язык учит в мире до 100 миллионов человек, причем, не из любопытства, а по вполне практическим соображениям. Но как в итоге должен выглядеть «китайский компонент» в гуманитарном пространстве ШОС, не считая того, что, наряду с русским, китайский язык – рабочий язык организации? (Не говоря о том, что с неизбежным вступлением в ШОС Индии и Пакистана в «обойме» появится и английский, но тут речь идет всего лишь о работе бюрократии организации.)

Не наметится ли здесь некоего соперничества между русским и китайским компонентами этого культурного пространства? Если так, кто в нем выиграет? В общем, нетрудно понять, что по этому вопросу – который всерьез еще не обсуждался в рамках ШОС, не считая нескольких экспертных встре, настоящий разговор еще предстоит. А пока что каждая страна попросту предлагает то, что у нее есть, далее же дело идет самотеком.

Что будет, если Россия в своем политическом развитии совершит очередное, привычное «колебание маятника» к прозападной ориентации? Мы наблюдаем довольно бурные политические процессы в крупнейших городах России, жертвой которых вполне может пасть не просто судьба ШОС (в конце концов, это лишь организация), но судьбы народов Центральной Азии и, в конечном счете, национального существования России. Да и Китай может понести немалый ущерб.

По моим наблюдениям, русский либерализм и «западничество» - всегда плод неинформированности, если не сказать – невежества, определенной части российской образованной элиты. Но так или иначе, возможность того, что в России, пусть на короткий срок, к власти придут относительно прозападные силы, существует. Бывшая смешной еще в 90-е годы идея «возвращения России в семью цивилизованных народов» мелькает и на митингах на Болотной площади, и в выступлениях противников нынешней власти в России. Надо предусмотреть определенные действия на этом направлении, которые помогли бы Центральной Азии и Китаю минимизировать гуманитарный ущерб от такого поворота событий.

Конечно, больше всего пострадает в такой ситуации сама Россия. Оставшись без «восточной» политики вообще, она столкнется с угрозой своему существованию. Мы видели признаки подобного поворота в начале 90-х, они были катастрофичны, но все равно следует ожидать рецидивов такого курса, пусть даже экономическая и прочая реальность размоет его довольно быстро.

Но в любом случае не уйти от необходимости для всех членов ШОС гласно и публично, и не только на академическом уровне, обсуждать принципиальные вопросы своего существования – вопросы Востока и Запада, цивилизационных ценностей и много другого. Это посложнее, чем былая попытка избавиться от «советского наследия». В конце концов, тут заключается ключевой вопрос выживания региона: если не ценности религиозных экстремистов, то какие именно?

Как и кто может воспользоваться таким фактором, как трудовая иммиграция из Центральной Азии, которая идет далеко не только в Россию, но также и в Казахстан и Китай? Это вполне практический вопрос. Потому что если говорить о гуманитарном сотрудничестве, то нижний, базовый этаж его – это обучение детей в школах. И именно здесь должна ощущаться поддержка партнерами ШОС друг друга. Но мешает делу политическая чувствительность этой проблемы, поскольку до сих пор еще считается, что школьные программы – вопрос лишь национальной политики.

Но совсем другое дело, когда в крупнейших городах России работают – и живут с семьями – сотни тысяч людей из стран Центральной Азии. Да, конечно, это помогает воспроизвести просвещенное русскоговорящее поколение, которое дома уже начало, как сказано выше, утрачиваться. Другой вопрос – какая часть этого поколения вернется в родные места. Но делается это российскими властями рефлекторно, и просто потому, что, кроме обычных школ, у них для иммигрантов по сути ничего нет. А теперь представим себе несколько более осмысленную политику по этому вопросу, предполагающую в том числе подготовку кадров для Центральной Азии в российских школах просто потому, что так уже происходит на деле, и многое другое. Видимо, вопрос этот сама жизнь заставит изучать очень внимательно.

Не сомневаюсь, что ключевым направлением работы всей ШОС в ближайшее время будет выработка ясных ответов на эти и многие другие вопросы.